Главная причина борьбы с абсолютной монархией всегда заключалась не в притеснении монархами и знатью интересов народа, не будем такими наивными. Утверждения о преимуществах придания большей силы парламенту и выборным органам только внешне основывались на недостатках единоличного правления и назначаемых исполнителей королевской воли — в реальности ведь абсолютная монархия осуществляла диалог с обществом отнюдь не в меньших объёмах. Так что красивые лозунги нужны были только для глупых обывателей, а истинной причиной была борьба за новое устройство государственной власти. За такое её устройство, которое даст больше влияния тем, кто стоял вне структур традиционной монархии, тем, кто хотел максимально удобным образов конвертировать своё финансовое могущество в политическое — речь идёт о крупной финансовой и торговой буржуазии (а не средней, промышленной). Короля и знать купить гораздо труднее, чем депутатов парламента, вот и всё.
Посмотрим например, на Англию XVIII века. В принципе, и до этого периода часты были ситуации, когда торговец, ничем не связанный с землёю Англии, все богатство которого состояло в движимом имуществе, ехал в графство с мешком гиней и избирался вместо сельского джентльмена, предки которого занимали места в парламенте со времени войн Белой и Алой розы. Но в XVIII веке купля-продажа парламентских мест стала особенно упорядоченной и всеми признанной. Происходило это следующим образом.
Прежде всего вспомним, что из всего населения Англии в силу имущественного ценза активным избирательным правом обладали только 200-350 тысяч человек. Отсеивали как по обладанию недвижимостью, так и по стоимости имущества. Пассивное избирательное право тоже имело свой ценз: по закону 1711 года это 600 фунтов стерлингов земельного дохода в год в графствах или 300 ф. ст. годового дохода с недвижимости в городах (примерно 61 000 и 30 500 современных фунтов соответственно ). Плюс ещё лишались права быть избранными в парламент иностранцы, государственные служащие, пенсионеры, если их пенсии могли быть прекращены или были временными, а также поставщики и подрядчики короны, кроме банкиров (последнее исключение неслучайно).
Однако при этом круг избирателей на практике ещё более сужался, а круг избираемых наоборот расширялся. Например, каждый джентльмен, имевший вклад в банке, имел фактическую возможность быть избранным, так как банкиры, владевшие обычно значительными земельными участками, всегда могли предоставить требуемую квалификацию. «Храните деньги в сберегательной кассе!» В итоге половина членов парламента, если не больше, не имела земельной собственности и сидела в парламенте по милости фиктивных квалификаций.
Все прекрасно знали, что львиная часть избирательной коррупции связана с тем, как распределялись парламентские места по стране. Все критиковали этот порядок и находили его противоречащим со всякой логикой и разумом. Из 203 парламентских бургов Англии и Уэльса 105 находились в южных графствах, а в 22 графствах, лежащих севернее линии Лондон—Ливерпуль, было только 68 парламентских бургов. Если учесть ещё и гигантскую разницу в численности населения между различными избирательными округами в сочетании с правилом «один округ — один депутат», то оказывается, что в итоге бОльшую часть членов парламента избирала меньшая часть всего населения: 6 или 15 тыс. избирателей. Сравните это с общим населением страны.
В петиции Общества друзей народа, поданной в парламент в 1793 г., указывалось, что 70 членов палаты избирались 35 местечками, где «было бы большой наивностью терять время над исчислением количества избирателей, ибо выборы в них были чистейшей формальностью». 90 других депутатов избирались 46 местечками с числом избирателей не более 50 и 37 депутатов — каждый не более чем сотнею избирателей.
Маленькое число реальных избирателей открывало все просторы для влияния на них любыми методами. Однако, в своё время такая ситуация создавалась специально: королевская власть стремилась увеличить своё влияние в нижней палате и в связи с этим наделяла правом представительства те округа, которые отличились как наиболее ревностные защитники прав короны. Так, западное и восточное Луи в Корнуоле всегда было незначительным местечком, и королева Елизавета предоставила ему право посылать депутатов в парламент лишь за особое усердие, проявленное им в защите интересов короны и протестантизма.
Когда границы округов перестали быть твёрдыми, стало не намного лучше: сейчас в Англии их определяет победившая партия, которая старается нарезать территорию так, как выгодно себе.
Самым верным способом попасть в парламент было заполучить «карманное» или «гнилое» местечко. «Карманными» назывались маленькие округа, где вся или большая часть земель и строений принадлежали одному и тому же человеку. Соответственно, все, кто жил на его землях, голосовали так, как он скажет — за самого владельца, за его «представителя» или за того, кто заплатил владельцу за депутатское место. Если же избиратель проявлял строптивость, то его дом мог быть взорван, а сам он лишался таким образом ценза и права голоса. Всё просто.
Например, герцог Ньюкасл владел помимо прочих местечком Ньюарк. Когда его «представитель», «избранный» от Ньюарка, подал свой голос не так, как было желательно его милости герцогу, Ньюкасл заставил депутата отказаться от своего места. Но вот незадача — при новых выборах откуда ни возьмись явился какой-то предприимчивый делец, который получил (купил) значительную делю голосов. Герцог был в ярости — и предписал согнать с земли всех избирателей, которые голосовали против его кандидата.
Самым ярким примером «карманного» местечка считался Старый Сарум. Ещё в 1265 г. Старый Сарум был главной резиденцией графа и епископа. При Эдуарде III он пришёл в такой упадок, что камни собора брали для строительства других зданий, а в XVIII в. на месте Старого Сарума была лишь зелёная лужайка. Тем не менее, в Старом Саруме Числилось 7 избирателей и право голоса имели все владельцы городских участков, но самих избирателей или вообще жителей там не было. Собственник этих 7 клочков земли имел в своих руках все 7 бумажных голосов и приглашал для процедуры выборов 7 человек, каких ему заблагорассудится, которые «избирали» двух назначенных собственником кандидатов.
Многие владельцы «карманных» местечек и не интересовались политикой — они просто продавали голоса своего округа любому желающему и при этом даже делились прибылью с населением. Так, лорд Маунт Эджкемб взимал по 2 тыс. ф. ст. с двух кандидатов от своего местечка. Часть суммы он тут же раздавал избирателям, другую — вносил в муниципальную казну, а львиную долю клал себе в карман. Выгодный бизнес. Не зря при купле-продаже «карманного» местечка недвижимость и прочие материальные вещи составляли незначительную часть покупной цены — главным было право определять судьбу мест в Парламенте, «нематериальный актив» так сказать.
Так что юридически место в парламенте собственностью не было — а фактически было. Сэмюэль Энсон в конце XIX века писал: «Что касается избирательного права в бургах, то в большинстве их оно стало частной собственностью, и каждый путём покупки или наследования мог приобрести право на избрание одного или нескольких членов парламента», «депутатские места в городах продавались, как недвижимое имущество, передавались по наследству и давались в приданое за дочерью». В 1785 г. Питт Младший, будучи премьер-министром, почти признал парламентские места от «карманных» местечек частной собственностью: он внёс в парламент проект реформы избирательного права, согласно которому у 36 собственников «карманных» местечек за 1 млн. ф. ст. выкупалось их право посылать депутатов в парламент.
«Карманных» местечек, правда, было не так много — более обширную группу парламентских округов составляли «гнилые» местечки, то есть такие, где контроль над голосами был значительным, но не полным, что просто приводило к необходимости заплатить населению чуть больше.
Подкуп избирателей был таким масштабным, что можно назвать его столь же грубой, сколь и наглядной формой, в которой проявлялось соотношение сил борющихся партий. Всё честно: тот, кто предлагал высшую цену за голоса, тот и получал их. В качестве имущественного ценза необходимость подкупать избирателей имела для кандидатов несравненно большее значение, чем ценз, установленный в законах. В итоге стали поговаривать, что цена голоса установлена с такой же точностью, как цена на хлеб или цена сажени земли. В среднем место в парламенте в первой половине XVIII в. можно было купить за 1—1,5 тыс. ф. ст. (примерно 100000-160000 современных фунтов). Во второй половине XVIII в. цена на места возросла до 5 тыс. ф. ст. (примерно 650000 фунтов). Это было связано с тем, что со времени промышленной революции увеличилось число лиц, обладавших значительными капиталами, не пользовавшихся соответствующим политическим влиянием и желающих это дело исправить. Их стремление во что бы то ни стало попасть в парламент серьёзно увеличивает цену голоса. Так, банкир Лопес уже в начале XIX в. платил по 20 ф. каждому, кто голосовал за него. В восточном Редфорде за один голос платили 20 гиней, за два — 40. В 1830 г. в Ливерпуле платили по 100 ф. за голос.
Цена голоса была все же подвержена значительным колебаниям в зависимости, например, от числа избирателей в данном парламентском округе. Так, если в местечке Ганитон число избирателей было около 350 человек и цена голоса колебалась от 5 до 15 гиней, то в местечке Грампаунд насчитывалось только 42 избирателя, и они умудрялись получать во время выборов аж по 300 гиней (от 32 до 40 тыс. современных фунтов!).
Разумеется, были и другие причины, серьёзно изменявшие цену голоса, увеличивая или понижая её. Сюда можно отнести и продолжительность выборов, иногда доходившую от 2—3 недель до месяца и даже до полугода, степень ожесточённости избирательной борьбы и ряд других обстоятельств.
Общая сумма, которую кандидат расходовал при выборах в парламент, находилась в зависимости от указанных выше причин и тоже была подвержена значительным колебаниям. В 1695 г., например, один кандидат на выборах в Вестминстере за несколько часов истратил 2 тыс. ф. В более поздний период общая стоимость избрания увеличилась. Так, в конце XVIII в. Фокс, один из лидеров вигов, истратил на выборы 18 тыс. ф.
Формы подкупов были самыми разнообразными. Часто это была простая покупка за деньги. Один избиратель рассказывал, что он, как и каждый голосующий, опускал бюллетень в одно отверстие в стене, а через другое получал соответствующую сумму. Обычаями некоторых городов довольно точно была установлена цена голоса, и требовать больше считалось нечестным: так, «в силу давно установившегося обычая», один голос в Гулле оплачивался двумя гинеями, два голоса — четырьмя».
Однако, что удивительно, наиболее распространённым средством подкупа было угощение избирателей за счёт кандидата — англичане видимо совсем безудержно любили халяву. За закускою или стаканом кофе в ресторане кандидат если и не получал прямого обещания голосовать за него, то всё же мог рассчитывать на общее чувство благодарности. Больше всего кандидаты использовали алкоголь. Рассел в конце XIX века утверждал, что спаивание избирателей есть сторона английской жизни, резче всего бросающаяся в глаза чужестранцам.
Индивидуальный подкуп избирателей производился по-всякому. Поначалу покупку голосов как-то маскировали — кандидаты или их агенты покупали, например, у избирателей ничего не стоящие вещи, нанимали комнаты за очень высокую плату или же платили избирателям необыкновенно большие суммы за доставку на место выборов. Избиратели в Седбери, не жившие в городе, подкупались оплатой их проезда до города. За милю дороги от Лондона до Седбери они получали по 1 шиллингу, и к этому ещё добавлялась пища и питье во время дороги. Таким образом, стоимость проезда от Лондона до Седбери равнялась стоимости проезда от Лондона аж до Эдинбурга.
Голоса избиратели покупались и продавались не только в розницу, путём личной договорённости кандидата с избирателем, но и оптом. Так, во время выборов в Пуле явилось трое кандидатов; один обещал городской думе за своё избрание тысячу фунтов, другой — полторы тысячи и третий — 750 ф. ст.
Городские власти тоже участвовали в гонке, не только дельцы. В городах, где право голоса было связано со званием фримена, городские корпорации широко раздавали это звание своим приверженцам, чтобы увеличить свою силу на выборах. Так, в 1773 г. в городе Нортхэмптоне накануне выборов было «сделано 396 почётных фрименов», а перед осенними выборами 1812 г. в Бристоле—1712 фрименов.
Да и сами желающие быть избранными в парламент вступали в соглашение с членами городской думы. «Отцы города» обещали избрать данное лицо в парламент, а в возмещение часто требовали уплаты долгов города. В 1768 г. Оксфордская городская дума, обременённая долгами, написала своим двум депутатам в парламенте, что они будут избраны вновь лишь при уплате крупной суммы в 6—7 тыс. ф. ст. Дело получило широкую огласку, и членам думы пришлось побывать в тюрьме — ну нельзя уж так откровенно, мужики! В заключении, однако, они не упали духом и продолжали переговоры о продаже представительства Оксфорда. Когда же их освободили, то оказалось, что сделка уже заключена.
Ещё интереснее было в 1711 г., когда полковник Гледхил купил себе место в парламенте, записавшись в гильдию сапожников и обещав гильдии сделать заказ сапог для всего своего полка. Сэр Джеймс Торнхил построил в качестве взятки за своё избрание богадельню, а два депутата от Веймаута построили мост — и им хорошо, и населению приятно. В Токсбюри избиратели прямо заявили, что в парламент изберут только тех лиц, которые обяжутся пожертвовать на расходы по сооружению дорог 1500 ф. ст. Желающие немедленно нашлись. Кандидаты въехали в город в торжественной процессии: впереди ехали кандидаты, а за ними шли рабочие с заступами и лопатами в знак того, что они готовы приступить к работам. Тут же несли знамя, на одной стороне которого были написаны имена кандидатов, а на другой — избирательный лозунг: «Хорошие дороги». По-моему, очень даже хороший метод — это вам не современные предвыборные обещания, которые никто не исполнит, а нормальные деловые отношения.
Для организации продажи голосов избирателей появились даже специальные агенты — boroughmanagers. Эти агенты продавали иногда по 15—20 мест за одни выборы и получали значительные доходы в виде комиссионных. Некоторые из них, однако, угодили в знаменитую Ньюгейтскую тюрьму, но это мелочи жизни. В ряде других городов избирательная коррупция была организована на иных началах. В Шорхэме, например, для целей продажи голосов избирателей был организован «Христианский клуб». На собраниях клуба решалось, каким избирателям необходимо продать свой голос. Название клуба связано с тем, что при вступлении в этот клуб давалась торжественная клятва не обманывать друг друга, не утаивать полученных денег и по-христиански делить полученные суммы.
Продажа голосов как отдельных избирателей, так и целых корпораций была столь хорошо налажена, что если кандидат не имел нужных средств в момент избрания, то деньги могли быть уплачены им в течение ряда последующих лет (естественно, дайте только присосаться к государственной кормушке!). Например, в Стаффорде один голос стоил 7 ф. ст., и деньги выплачивались в течение 12 месяцев после выборов. Парламент в кредит!
В XVIII в. подкупы избирателей совершаются в массовых масштабах и постепенно становятся всё более открытыми, да к тому же и не считаются в обществе чем-то аморальным. Избранникам понятное дело хорошо, а избиратели привыкли смотреть на подкупы как на своего рода приработок, как держатели акций в больших монополиях смотрят на extra-дивиденды. Ловкость и проворство членов Оксфордской городской думы, которые из тюрьмы смогли продать представительство своего города, вызвали лишь шутки и смех и, наконец, были забыты. Считалось, что нет стыда в даче и получении взяток при выборах. Так, Кочрэйн, не стесняясь, признался палате общин, что после его избрания от Хэнитона он послал в город глашатая — передать избирателям, чтобы они шли к главному банкиру получать по 10 ф. ст. каждый. Правильно, самому что, ли, по домам ходить, чай не Санта-Клаус.
Во время избирательных кампаний на видных местах вывешивались даже плакаты, призывавшие избирателей подать свой голос за данного кандидата и получить причитающиеся деньги (воображение рисует красочные примеры).
Представительство от «карманных» и «гнилых» местечек использовали не только денежные люди, в том числе и индийские набобы. Правительство тоже не стояло в стороне и расплачивалось в данном случае важной должностью или ценной синекурой. Лорд Рокингэм утверждал, что на выборах в 1782 г. около 70 избирательных округов контролировалось голосами зависимых от правительства людей.
Для подкупа избирателей и приобретения мест от бургов правительство тратило огромные средства, достигавшие иногда 50 тыс. ф. ст. на одни выборы.
В общем, «всех куплю, сказало злато». Деньги были всесильны, на деньги даже иностранный государь мог провести своего ставленника в английский парламент. Тем не менее, система продажи парламентских мест обществу нравилась и считалась вполне справедливой и честной. Люди, обладающие богатством, могли иметь соответствующую богатству власть. Люди, богатством не обладающие — получали от кандидатов денежку или ещё что-нибудь. Всем хорошо, все довольны. Власть отражала фактическое соотношение социальных сил, что давало ей высочайшую устойчивость. Со временем этот порядок никуда не делся, просто стал более завуалированным, а то, право же, неловко напрямую.
Вспоминаются наши преподаватели с больной на голову кафедры конституционного права, которые имели наглость критиковать избирательную систему СССР — как мы видим, она полностью соответствовала высоким стандартам демократии, установленным Англией.
